Ведущий Леон Третьяк.
Сегодня мы представляем очередного участника австралийского фестиваля русской литературы, прошедшем в минувшем ноябре.
Ляля Нисина приехала в Австралию в 1994 году. Живёт и работает в Квинсленде. Родилась в Виннице на Украине, училась в Казанском институте культуры, после его окончания работала библиотекарем, преподавала в школе этику, психологию семейной жизни, эстетику. Тяга к писательству проснулась относительно недавно, но Ляля практически сразу проявила себя зрелым прозаиком. В настоящее время работает в школе Голдкоста, преподает основы информационных технологий.
Итак, Ляля Нисина читает главу из своей пока неопубликованной повести.
Ляля Нисина. Глава называется «Несправедливо», это часть моей книги. Рабочее название у книги «Истоки», но скорее всего я его изменю.
До двадцати восьми лет никто Лизавету замуж не звал, даже и в кино ни разу с парнем не была. Танцевала на свадьбах с чужими да по второму разу и танцевать не звали. И почему так? Лицом пошла в отцову родню, чернявая, в кости широкая, лицом смуглая, не красавица, конечно, но и не урод какой. Вон в Грузию по путевке ездила так один привязался, до утра под окнами кричал «Лиз-авэ-та», еле отцепилась. Как двадцать восемь минуло решила, что сама мужа не найдет, хлопнула по праздничному столу ладонью и отрубила: «Сватайте, а то так и останусь вековать».
Сваху к ним привела мамина двоюродная сестра Зина. Пришли они втроем: Зина, сестра ее незамужняя, тетя Лиза, и Сваха. Сваха глянула на нее и сразу приговор вынесла «Чисто в яврейскую породу пошла, потому парни и нос воротят.» «И что ж теперь?» — испугалась Лизавета. «А ничего, надо за яврея идти. Вот мать твоя, Дуся, за явреем живет и Клавка с Нового Базара. Бэлла толстая сама яврейка, как богато живет, вазы в серванте с ведро». Лизавета слушала и соглашалась, убеждая себя, что за «явреям» хорошо, что он будет добрым и пить будет мало, что у нее будет сервант и вазы и что еще…Все, в общем, будет, как у людей. Сваха обещала похлопотать, напилась чаю, выпила рюмочку с Дусей и Зиной и ушла. Хлопотать. Хлопотала недолго. Через пару дней, в пятницу пришла к ужину, и «под компот» выложила новость. Нашла она жениха, завтра приведет в гости вместе с матерью. Лизавета сразу почувствовала, что сказано не все. Сваха выплюнула косточку от вишни и продолжала: «Жених инженер, тридцать два года, хороший парень, не очень из себя видный, но хороошший»
«Как звать-то его? — спросил отец.
«Игорем, вообще-то он Иосиф, но все его Игорем зовут», — объявила Сваха. Отец фыркнул, но ничего не сказал, решил, видно, что еще не известно, может и вправду хороший парень.
«А чего ж он до сих пор холостой?» — выпытывала мать.
«Болел он. Вы не подумайте ничего такого заразного, и ничего серьезного, не рак, не этот, туберкулОз. Просто страдал болезнью ГемОрой.» — защищала жениха Сваха. Она так и произнесла болезнь Геморой с большой буквы. Лизавета даже прониклась уважением, какая такая болезнь страшная, что парень жениться не мог, болел все.
Мать даже испугалась: «А жениться-то с такой болезнью можно? А то..» «Милая ты моя!» — завопила Сваха. «Дусенька, разве ж я тебя плохо выдала? Разве ж ты на меня в обиде? Ты вспомни, как после войны с мужиками было туго, а я нашла, да негулящего, да непьющего!». Отец закашлялся и быстренько на балкон.
Мать стала расспрашивать про семью, родителей да жилплощадь. Выходило так: отец этого жениха помер, мать одна, а квартира большая, три комнаты. Братья оба уехали, живут далеко, женаты. Только Игорь этот еще не женат, но хочет жениться и Лизаветой заинтересовался. С серьезными намерЕниями и для совместной жизни. «Завтра и придет со своими намерениями знакомиться», — подумала Лизавета. И снова стала мечтать, как будет в ЗАГС ехать в белом платье, как все будут завидовать, ну и про вазы в серванте тоже. Жених же ей представлялся отчего то с чубчиком приглаженым и в очках (инженер же все-таки), в костюме с галстуком и с цветами. У нее даже рука вспотела, так хотелось ей букет в руку взять.
«Ну а изъян в нем какой? — допытывалась мать, «Кроме белезни, что-то ведь еще должно быть.»
«Милая моя! — опять заголосила Сваха. — И все-то тебе неймется, все-то ты ищешь. Гляди до каких лет девку допустила холостую ходить, другие уже по трое детей имеют.» Лизавета голову скромно опустила: против правды не попрешь. А Сваха быстренько распрощалась.
Назавтра и квартира сияла и стол накрыли и за отцом приглядывали, чтобы до времени не выпил. Лизавета надела платье хорошее, не самое свое нарядное, но и каждый день в таком не ходят, красными розами по белому шелку, босоножки красные, обруч в волосах. Поверх повязала фартук нарядный, покупной с оборками. И настроение было прекрасное, она уже все для себя решила, и про жениха и про свадьбу. Только не получалось мысленно называть жениха по имени — «жених» и «жених». Но решила что привыкнет, это не сразу, вот познакомиться и тогда пойдет. Дождаться не могла гостей, на балкон каждые две минуты выскакивала, и дождалась.
Первой Сваха шла, за ней «под ручку» свекровь будущая с Женихом. Жених шагал важно, со значением, «с намерЕниями», вспомнила Лизавета. Первое, что бросилось в глаза Лизавете, смотревшей с балкона, — здоровенная лысина и два больших очка. Она и представляла очки, но маленькие, стеклышками, а у этого жениха на больших ушах сидели два огромных колеса в рыжей оправе и сияли эти очки на весь двор. Был жених, правда, в костюме, но пиджак болтался на нем пузырем, а брючины казались пустыми, туфли зато торчали чуть не на полметра из-под штанов. Лизавета метнулась с балкона в спальню по пути успев крикнуть матери:
«Мама, я больна, я не выйду к ним, скажи пусть уходят!»
В спальне прыгнула она на кровать под самую стенку, поджала коленки и заплакала. И почему все так несправедливо? Майка давно уже замужем, и красивая она, и муж любит, и дочка. И Сашка у нее не урод худущий, а парень хоть куда, чубатый, веселый. И подруга Ира, и Валька, и Наташа — все замужем. Лизавета вдруг подумала, что свадьба и сервант еще не весь комплект, надо же еще и в постель с ним ложиться.
«Нет, — подумала она, — с этим женихом я не смогу, ничего не будет, надо выйти и все им сказать» Она вспомнила, как выходила замуж подруга Ира, как боялась она всего этого, тряслась прямо, а Валька ее уговаривала, что это как клизму поставить: не очень приятно, но полезно и выхода другого нет. Может и у нее выхода нет?
Дверь в спальню скрипнула, Лизавета еще больше колени к животу подтянула, голову спрятала, мать уговаривать начнет, пусть даже не пытается.
«Здравствуйте, Лиза, — вдруг услышала она, — Какие у Вас красивые ноги. Извините. А меня Игорем зовут, я о Вас столько хорошего слышал. Давайте знакомиться!»
«Господи, — ахнула про себя Лизавета, — сижу, корова, платье чуть не до пупа задралось, а он и рад, вылупился, как на выставке.»
Голову подняла и прямо перед собой увидела глаза. Глаза были круглые и совершенно беззащитные, как у ребенка, ресницы белесые моргали. Сам жених сидел на кровати и протягивал ей руку, знакомиться, значит. Был он страшно худой, щеки впалые, лысина и та казалась тощей. Лизавета вспомнила про болезнь с большой буквы. Ну как такого обидишь? И больной, и на глаза слабый, и никто еще не говорил ей , что ноги у нее красивые. Про ноги с ней вообще никто не говорил… Она вытерла слезы нарядным фартуком и, вспомнив материны вопросы про изъян, спросила: «А Вы пьющий?» Жених улыбнулся и сказал: «Конечно пьющий, я даже вино принес венгерское, отпраздновать наше знакомство. Пойдемьте вино открывать»
Через три месяца Лизавета почти совсем перестала его бояться, хотя имя его все еще давалось с трудом, перекатывалось долго во рту прежде чем выскочить наружу : «Иггор» или «Игор», а то и «Игерь». Свекровь, Дора Борисовна, только губы поджимала, но не поправляля и на том спасибо. А вот Игорь просто расцвел, даже лысина заблестела. Лизавета сама подобрала ему новые очки, и пирожки пекла, чтобы он только поправился и все представляла как пойдет с ним под руку по двору и весь двор будет смотреть и… хорошо, в общем, будет. А в серванте у Доры Борисовны и вправду стояли большие хрустальные вазы, так что все мечты готовы были исполнится.
За неделю до свадьбы Игорь зашел после работы поесть пирожков. Мама с папой тут же засобирались гулять, но он их остановил. «Есть у меня разговор серьезный, вы останьтесь, мы же почти одна семья.» У Лизаветы сердце упало, вот он, изъян-то. И рассказал жених историю, что братья его десять лет назад уехали в далекую Австралию, там им очень мол хорошо, зовут его и мать к себе, ну, и Лизавету, теперь, значит тоже. А если они ехать не хотят, или, скажем, Лизавета не желает, то может и не надо жениться, и свадьбу отменить, и все прочее, пока не поздно. Лизавета слушала и глаза поднять боялась, вот ведь как легко все разрушить, и свадьбу и семью и сервант с вазами. Как же это ехать на другой конец света, да на чужом языке лопотать, без единой живой души знакомой, без семьи, без родных. А кто родителей присмотрит на старости, а как ребеночек будет, кто поможет, не Дора Борисовна же. А Майка, а племяшка Леночка… Правду говорят, замуж не напасть, как бы замужем…
Игорь долго рассказывал о своих братьях, что они делают, какие у них дома и какие машины, потом как-то замялся и ушел, на прощание попросил подумать и дать ответ. Почти сразу как он ушел позвонила Сваха и стала мать убеждать, чтоб даже не думали жениху отказывать, мол кто возьмет ее замуж, если жених за неделю до свадьбы сбежал, а разбираться почему сбежал никто не будет. Вот, мол, какая девка вредная, что от нее аж в Австралию мужик рванул.
Наутро, благо суббота была, поехали все к Майке с Санькой. И сестре двоюродной Зине мать позвонила, и тетю Лизу велела привести. Еще позвала Рахиль, Зиныну сватью, умная женщина, может что и посоветует. Сели у Майки за столом и все выложили, про жениха, про подлую сваху, которая, конечно же все знала, да скрыла, змея подколодная, про Австралию, и про изъян, который мать нюхом чуяла. Лизавета ждала, что все кинутся ее утешать, уговаривать, что свет клином не сошелся, что найдет еще лучше. Всю дорогу она мысленно репетировала как скажет им, чтобы слова не тратили даром, мол она все понимает и семья, мол, это святое и прочее. Короче, жила без Австралии — и дальше буду. Мать закончила Сваху ругать и посмотрела на Сашку. Не на отца, а на Сашку почему-то.
А Сашка чубом мотнул и спросил: «А ты-то как думаешь, Лизавета? Ты любишь-то его, или просто замуж идешь?» И Лизавета вдруг совершенно неожиданно сказала совсем не то: «Я смогу к нему привыкнуть, может и полюблю потом. А кто меня другой меня возьмет, Сваха разнесет по всему городу…»
«Резонно, — сказал Сашка, — а мы все к тебе в Австралию приедем, пару лет — и снова вместе».
Зина и Лиза сразу стали плакать, как будто она прямо завтра уезжала, Рахиль стала вспоминать, какие родственники и знакомые живут в Австралии, как их разыскать. А мать сидела за столом и не знала, то ли плакать ей, то ли радоваться. Подумала и заплакала, Зина и Лиза завелись пуще, Рахиль на них шикнула.
А Лизавете снова стало все ясно и просто. Выходит она замуж, едет в Австралию (не сразу, конечно, может даже ребеночка родить успеет, мама нянчить будет), потом к ней приедут жить Майка и родители. Дальше представить не смогла, но знала, что хорошо.
И свадьбу отгуляли, и «про клизму» оказалось совсем не так плохо. И Дора Борисовна не очень доставала, было бы в доме чисто и еда наварена, она и не пристает. Тут-то беда и подоспела…