I
Приятель мой, человек возраста вполне зрелого, всегда был интересен мне своей неординарностью, которая, впрочем, не бросалась в глаза, а виделась лишь при постоянном общении. Не могу сказать, что встречи наши были частыми, но достаточными, чтобы чувствовать некоторые внутренние изменения, происходившие в нем в течение последних нескольких лет. Во взгляде и лице его иногда появлялось нечто, едва уловимое, чему мне затруднительно найти определение. Восточная мудрость гласит: « Кто знает, тот молчит, кто не знает, тот говорит», и по моему ощущению от глаз его временами исходило какое-то свечение, свойственное, как я считаю, человеку, который «знает». Мне было с чем сравнивать, ибо я хорошо знал его прежним, а наши дружеские отношения ведут начало еще со школьной скамьи. Сам приятель свою неординарность постоянно отрицал, часто обращаясь к изречению античного мудреца: «Я знаю, что я ничего не знаю». Мысль донести до читателя некоторые его нынешние воззрения пришла ко мне сравнительно недавно, однако если бы не считал их интересными и для других, непременно бы эту мысль оставил. Наиболее удобной посчитал для себя форму диалога, а что до наших имен, так они просты и распространены, поэтому не стану дополнительно утомлять читателя постоянным их повторением.
I I
« — Скажи-ка, друг мой, что стало причиной изменений, которые сделались в тебе за последние годы?
— Описывать всю последовательность неких внутренних событий, произошедших со мною достаточно давно, особого смысла не вижу, поскольку при всем богатстве русского языка, пережитых состояний с достоверностью все же передать не смогу. Единственно, о чем могу сказать внятно, так это о небольшом отрезке времени (может, недели две), когда в голове моей вдруг образовался барьер, который не позволял мысленно произнести несколько определенных слов, легко произносимых незадолго до этого. Так странно и непонятно было чувствовать этот барьер, никогда бы не поверил, что подобное возможно, если бы кто-нибудь попытался убедить меня в этом ранее.
— Что же происходило потом, ведь на круги своя все уже не вернулось, не так ли?
— Не вернулось. Каждый человек, которого несет река повседневной, будничной
жизни, по— своему незрел и надобна какая-то встряска, чтобы подвигнуть его взглянуть на жизнь и на свое место в ней как-то иначе. Я такую встряску пережил, но не был к ней готов совершенно.
— Так с той поры ты стал считать себя зрелым?
— Конечно, не стал. Наоборот, события эти позволили оценить глубину моей незрелости.
— Но какие-то изменения ты в себе заметил?
— Появилось желание побольше узнать о разных вероучениях, духовных практиках, познакомиться с мнениями о назначении человека. Этому содействовали внешние условия; начала широко издаваться литература соответственного направления, из которой можно было что-то почерпнуть.
— Стало быть, интересы твои в большой мере устремились в духовную сферу?
— Именно в духовную. Постепенно пришло понимание, что духовность и религия, вовсе не одно и тоже, но духовность есть понятие более высокого порядка, религию в себя включающее. Как естественное следствие движения к духовности, считаю необходимыми практические дела для блага людей и страны
— Что такое для тебя духовность?
— Если коротко, то это мировосприятие, основанное на чистых помыслах и высоких устремлениях.
— Признаться, не думаю, что сегодня может объявиться заметное число соотечественников, разделяющих твои взгляды..
— Пока их нет совсем. Может время еще не настало, а верней всего пути наши просто до сих пор не пересекались. Со своими взглядами я бы вряд ли нашел какую-то подходящую духовную школу или движение, коих в Москве с избытком. Кроме того, не привлекает присущая им глубокомысленная многозначительность, ведь мне всегда было близко высказывание, встреченное в одной из книг об Индии: « Бог прост, все остальное сложно. Не пытайтесь найти абсолютное в относительном мире природы».
— Но согласись, что в любом случае лучше и полезнее, когда рядом есть люди. мыслящие сходным образом.
— Кто же с этим станет спорить? Я и прежде, и теперь стараюсь отыскать их доступными для меня способами, а отсутствие воспринимаю как должное. В моем мировосприятии сожалению и унынию места нет.
— А для чего в нем есть место?
— Это предмет отдельного разговора, но пока могу ответить так: в основе мировосприятия лежит состояние, называемое мною внутренней одухотворенностью. Оно вполне доступно каждому, к нему стремящемуся.
— Пробовал ли ты сделать что-то на практике, следуя своему пониманию духовности?
— Да, предлагал использовать свой скромный потенциал различным структурам с громкими и солидными названиями, исходя, по существу, из их же интересов. Они поначалу проявляли некоторую заинтересованность, но серьезного разговора вести не желали. У меня сложилось убеждение, что основная работа сотрудников этих структур — создавать о себе мнение, как об очень занятых и важных людях.
— Не впадай в предубеждение, наверняка, среди них есть хорошие и умные люди.
— Может и есть, только мне они почему-то не попадались. Вот ты о предубеждении говоришь, да нет его, я ведь вывод делаю только из того, что вижу. Позволь эту мысль развить немного. Представь, даже моей, не столь уж и бедной фантазии недостает, чтобы вообразить кого-то из тех, чьи имена постоянно на слуху, а лица примелькались на экране (независимо от рода занятий), произносящим примерно такие слова: « Я не поступаю (или не стану поступать) так, потому, что это неприлично». Сегодня бравирование своей неприличной речью и неприличным поведением преподносится как норма и на экране, и в печати, да и в повседневной жизни. Для меня все это совершенно неприемлемо».
I I I
На этом считаю свое короткое повествование почти завершенным. Конечно, много говорили мы и о других вещах, так или иначе близких каждому человеку. Эти беседы мне не менее интересны, чем приведенные, однако я не обращаюсь к ним лишь потому, что не уверен смогу ли должным образом донести их до взыскательного читателя. Название этого рассказа взято мною по первой строчке короткого стиха, авторство которого за моим приятелем, а полностью он выглядит так:
«— Куда свой держишь Путь?» я путника спросил,
«Не знаю»— отвечал, «Мне мудрый говорил
Узнаю я про то, лишь следуя Пути,
И сердце трепетно зовет меня идти ! ».