«Вижу выцветший флаг над таможней // И над городом желтую муть. // Вот уж сердце мое осторожней // Замирает, и больно вздохнуть» — писала Анна Ахматова в 1913 году. А замирало ли у вас сердце, когда вы беспрепятственно проходили таможню с незадекларированным грузом? Не подумайте, что я вас к этому склоняю, тем более, что, например, в некоторых странах Азии к подобного рода вещам отношение совсем нешуточное. Вплоть до высшей меры наказания. Прочувствовал я это, как говорится, на собственном опыте, когда однажды двигался транзитом в Сингапур через Султанат Бруней. Прибыл я в город с мудреным названием — Бандар-Сери-Бегаван — столицу Брунея, а меня уже поджидают у ленты багажного транспортера сотрудники в штатском. Называют мое имя, чтобы удостовериться, что я не выдаю себя за кого-то другого, и просят пройти с ними в отдельное помещение. И все такие официальные, от чего еще тягостнее и тоскливее на душе. А пугаться есть чего — ведь, например, ввоз наркотиков в Султанат до сих пор карается смертной казнью. «На деле ее уже давно не применяли, но вдруг решат применить именно в этом отдельном случае?» — мгновенно пронеслось в моей голове, пока на ватных ногах я шел в кабинет начальника багажного и таможенного отделения. Ясное дело, никаких наркотиков со мной не было, но ведь сколько пугали и продолжают пугать, как дельцы наркомафии используют багаж добропорядочных граждан «в темную». Достаточно вспомнить известный фильм «Бангкок Хилтон». В моем случае дело закончилось благополучнее, но если вы не оказывались в подобной переделке на таможне, то, думаю, вряд ли сможете всерьез понять меня, мои чувства — радости, восхищения, освобождения и чуда, которые сопровождают контрабандиста, когда он наконец-то проходит все преграды и бастионы таможенной службы. Поневоле я оказался в ситуации, которая помогла мне пережить все указанные ощущения по вине авиакомпании, отправившей мой багаж в другой город, и даже, в другую страну. Отчего меня и отозвали в сторонку в аэропорту Бандар-Сери-Бегавана.
Что же касается таможенных и пограничных преград между Россией и Европой, сложившихся изначально ни много ни мало десять веков назад, то они изначально были не такими строгими, да и сильно изменились с тех времен. Но стало ли легче пересекать границу? На этот вопрос я и собирался ответить, оказавшись в Выборге этим летом. Помнится, последний раз я проезжал финскую границу по суше в 1997 году. Тогда была мягкая, но снежная зима, двухэтажный автобус «Сетра» с неработающим туалетом, изнуряющая бессоницей многочасовая дорога из Москвы в Хельсинки и тихий пришибленный Новый год в Финляндии. В этот раз — жаркое иссушающее лето, пять мужчин, опаздывающих на международные соревнования, шестиместный зеленый «Фиат» с то и дело перегревающимся двигателем и, как итог, четыре проверки паспортов на границе. Из них три на российской стороне. Для меня так и осталось загадкой столь суровое отношение к выезжающим.
Было ли так и раньше? И какова была таможня тысячу лет назад? Достаточно обратиться к известным источникам, чтобы с сожалением узнать, что не осталось достоверных документальных свидетельств о времени возникновения таможенного обложения на территории России. Однако, в договоре Вещего Олега с Византией таможенные обычаи и льготы уже упоминаются, как издавна бытовавшие в жизни явления. «…Приходящие сюда русские пусть живут у церкви святого Мамонта, и пришлют к ним от нашего царства, и перепишут имена их, тогда возьмут полагающееся им месячное, — сперва те, кто пришли из Киева, затем из Чернигова, и из Переяславля, и из других городов. И пусть входят в город только через одни ворота в сопровождении царского мужа, без оружия, по 50 человек, и торгуют, сколько им нужно, не уплачивая никаких сборов». (Повесть временных лет). Это льготное право торговать беспошлинно далось Олегу многочисленными набегами на греков. Но зато установило между нашими народами долгие добрососедские отношения, сказавшиеся в итоге и на религиозных предпочтениях.
В учебниках по истории таможенного права указано, что издавна у русских существовало правило взимать «мыто» — сбор за провоз товаров через заставы. Было мыто «сухое» — при провозе товаров по суше, и мыто «водяное» — при провозе по воде. Позднее, в XII-XIII веках взимались проезжие или торговые пошлины. С сопровождающих товар иногда также собирались костки, по одной деньге с души. Мостовщина и перевоз взимались при проезде по мосту или за пользование перевозом под предлогом улучшения мостов и перевозов. Этот налог практически не изменился по своей сути и доныне — налог с транспортного средства на улучшение дорог. А дороги лучше, увы, не становятся. Взимались также другие пошлины и сборы. В некоторых случаях особыми жалованными грамотами освобождались от уплаты пошлин лица духовного звания, монастыри, жители новых городов и отдельных местностей, а также люди, оказавшие услуги государству или княжеству.
Как я уже упомянул выше, из Петербурга в Гетеборг, в июле этого года пятеро участников команды по водному поло решили пересечь поутру финскую границу в надежде на отсутствие очередей, на невыспавшихся таможенников, да к тому же торопясь на паром, отправляющийся из столицы Финляндии. Посему добравшись до Выборга, они заночевали в сохранившемся с петровских времен ветхом сооружении на острове Твердыш. Остров этот огибает Выборгскому замок с северо-запада. Именно с этой стороны шведы предпочитали нападать на крепость. Наш временный «отель» вряд ли имел хоть одну звезду. Без канализации и водопровода. С протянутым поверху, под потолком, электрическим кабелем. С настоящей русской печью посреди дома. И туалетом на открытом воздухе сразу за домом. Выходит, что как построили его без туалета при Петре Великом, так с тех пор и ходят за угол. В остальном же вполне неплохое пристанище для ночлега — четыре комнаты, две побольше и две совсем крохотные. Кому-то пришлось довольствоваться раскладушками, кому-то спальными мешками, кто-то даже улегся на составленных стульях.
Перед сном нас предупредили, что в домик иногда захаживает призрак солдата в форме петровских времен. То ли жил здесь, то ли воевал. Неоднократно видела его местная женщина, ночевавшая здесь в одиночку. Но нам, к счастью ли, к сожалению, дух воина не явился, зато поутру явились современные стражи порядка. Их сильно смутило, что мы ночевали в историческом памятнике. Пока мои попутчики ездили на техосмотр (машина стала перегреваться от неимоверной в это лето жары), а я оставшись не у дел, скитался по окрестностям и прежде всего вышел к построенному еще в 1293 году замку с примечательной башней, носящей имя святого Олафа, крестителя Скандинавии. С XVII века замок практически не перестаривался.
Хотелось бы несколько слов сказать и о самом городе. Тем более, что как выяснилось, в этом году отмечалось 300-летие включения Выборга в состав Российской Империи. Петр Великий называл город «дверью в Европу», что наряду с «окном» из Петербурга позволяло строить и реализовывать масштабные планы по развитию империи. Название города переводится с древне-германского как «святая крепость». История города начинается с XI века, когда на месте нынешнего парка Монрепо возникло небольшое поселение. Его жители занимались охотой, рыболовством и земледелием, а также торговлей со странами Балтийского побережья. Карелы с давних пор были в дружественных отношениях с новгородскими славянами, которые, в свою очередь, через Финский залив и Балтийское море торговали с немецкими и шведскими городами. Швеция уже в середине XII века пыталась завоевать эти земли, а в 1293 году правитель Швеции Торкель Кнутсон во главе большого войска вторгся в Карелию. Чтобы удержать важные стратегические позиции, шведы в том же 1293 году построили на небольшом островке Линнан-Саари каменный замок. Новгородцы несколько раз пытались захватить эти земли. В 1323 году по мирному договору, подписанному в крепости Орешек, была установлена русско-шведская граница по реке Сестре. Новгород уступал Швеции часть Карельского перешейка с Выборгом, часть земель за Вуоксой и земли вокруг озера Сайма, восточная часть Карельского перешейка осталась новгородской.
В дальнейшем шведские владельцы города и их южные соседи — новгородцы продолжали жить мирно как братья. В 1703 году на островах в дельте Невы Петром был основан Санкт-Петербург после чего для обеспечения его безопасности необходимо было овладеть Карельским перешейком и Выборгом — основной шведской крепостью на северном побережье Балтийского моря и Финского залива. Петр Великий не ставил перед собой простых задач, как-то, выбрать более безопасное место для столицы изначально. Вопрос о безопасности начал решаться уже после основания Петербурга. Сначала была предпринята попытка взять Выборг с суши, но шведские укрепления устояли. И лишь после Полтавского сражения Петр предпринял новый поход на Выборг. Тогда по льду Финского залива с острова Котлин сюда подошел многотысячный русский корпус с артиллерией под командованием генерал-адмирала Ф.М.Апраксина. Началась осада города. В апреле на помощь сухопутным силам, пробившись через покрытый льдами залив, Петр Великий привел флот из 250 парусных и гребных судов. После чего, не выдержав осады, 12 июня 1710 года шведский гарнизон Выборга сдался. Последняя русско-шведская война в начале XIX века решила судьбу Финляндии, которая из шведской провинции превратилась в Особое великое княжество с собственной конституцией и сеймом, и вошла в состав России. В 1811 г. Выборгскую губернию административно присоединили к великому княжеству Финляндскому. Спустя некоторое время после отвоевания у шведов Выборга с частью Финляндии, царь Петр, прежде всего, определил статус города как приграничной крепости-форпоста на пути в Петербург. Но с функциями морского торгового центра губернии. И первым делом своим Манифестом учредил Выборгскую таможню по типу и структуре уже некоторых имевшихся в России, например, известной тогда Архангельской таможни. Все основные торговые пути шли в то время из стран Западной Европы водным путем по Балтике в Петербург. Но молодая столица не в состоянии была принять такое количество торговых судов, поэтому Порт Выборг пришелся как нельзя кстати, взяв на себя часть купеческих флотилий. Из Выборга в Петербургскую губернию товары доставлялись уже по сухопутному сообщению.
Вернувшись из замка и все еще не застав моих попутчиков, я отправился в обратную сторону, к Аннинским укреплениям, сооруженным в XVIII веке русскими по европейскому образцу, на манер Петропавловской крепости. Когда Выборг был взят русскими, то в честь императрицы Анны Иоанновны, начали возводить укрепления с этой стороны города и закончили их лишь к 1742 году. Впрочем, их никто ни разу не штурмовал и не ремонтировал, так что можно было на глаз оценить крепость сооружений, простоявших 250 лет без единого ремонта. В начале 1750-х годов к работам в Аннинских укреплениях был привлечен прадед Пушкина А.П.Ганнибал, находившийся до этого в сибирской ссылке. Возвращению в столицу опального военного инженера способствовал генерал-фельдмаршал Б.К.Миних. Он и вменил Ганнибалу в обязанность ведение дел по крепостям на границе со Швецией. Именно тогда были построены на старой «королевской дороге» главные въездные ворота в Выборг — 1-е и 2-е Абовские (в честь города Або, современного Турку), которые позже стали называться соответственно внешними и внутренними Фридрихсгамскими. В честь главного русского трофея войны 1741-1742 годов — шведской крепости Фридрихсгам, она же ближайший к Выборгу крупный финский город Хамин.
«С правой стороны, перед Фридрихсгамскими воротами, стоит одноэтажное здание гауптвахты (кордегардии) — единственной сохранившейся из трех одинаковых, построенных в крепости в 1776 году. Дом с таким фасадом — со сводчатой галереей, скорее подошел бы для собрания высших офицерских чинов, нежели для заточения в него провинившихся солдат или места расположения военного караула» — пишет некий автор в Интернете. Как следует из описания, это именно тот домик, в котором и заночевала наша команда на пути в Швецию. Ныне же укрепления эти стали обычной частью города — в бывших казармах живут люди, в гауптвахте ночуют проезжающие через город, пороховые и провиантские склады приспособлены под гаражи и производственные площадки, а по Петровской улице, некогда парадному въезду в город со стороны Швеции, сейчас ходят лишь редкие горожане, живущие по другую сторону укреплений.
Наконец-то дождавшись наших запоздалых попутчиков после спешных сборов мы помчались к финской границе, нынче находящейся уже на некотором заметном удалении от города. И чтобы достичь заветной цели нам пришлось пройти троекратную проверку паспортов и виз на российской стороне. и лишь однократную на финской. Ничего нелегального мы не везли с собой, но все же эти неоднократные проверки изрядно потрепали нервы. К тому же, нам пришлось втиснуться без очереди перед КПП, и выслушать неодобрительные речи стоявших в очереди автомобилистов. Но что поделать, из-за поломки «Фиата» мы опаздывали на паром, уходящий из Хельсинки в Стокгольм, и прибыли чуть ли не последними за десять минут до отдачи швартовых. А уже на палубе парома, направлявшегося в Стокгольм, отметив с попутчиками удачное отплытие и глядя в сторону Финляндии, как было не вспомнить, что в период царствования Михаила Романова хлеб, дорогие меха, персидский шелк, а также некоторые другие товары правительство объявило заповедными и запретило вывозить из страны частным лицам, сосредоточив в своих руках всю выгоду от продажи этих товаров. В то же время в Россию не разрешался ввоз табака, потребление которого строго преследовалось, а также хлебных вин, бывших предметом государственной монополии. Вместе с тем некоторые грузы для свободной перевозки в Россию сегодня были бы немыслимы — как указано в докладной начала XIX века: «В мае 1813 года чрез Выборгску таможню на российском дредноуте «Св. Николай» со шкипером Михайлом Ивановым принято девять кулей конопляного семя…»
Зимой в Копенгагене нет снега, но повсюду зеленые лужайки. В Копенгагене настолько не хватает одиноких женщин, что даже нынешний крон-принц датский Фредерик нашел свою невесту среди австралиек. В Копенгагене живет так много поляков, что их присутствие осложняет криминогенную обстановку в городе. Такие шаблоны до недавнего времени я мог привести в качестве ответа на вопрос «Каков он, Копенгаген?» Разумеется, мои ответы имели мало общего с реальной ситуацией. Почему же я так отвечал, почему был так уверен в своем знании города? Ведь, не с потолка же я утверждал вышесказанное. Дело в том, что я был подобен трем слепцам из известной притчи. Как помните, их попросили рассказать о слоне и они на ощупь потрогали его с разных сторон, из чего составили каждый свое мнение, совершенно субъективное на взгляд человека зрячего, но абсолютно объективное в их ощущениях. Со мной случилось нечто схожее, когда я побывал в Копенгагене впервые в конце 1990-х годов. И позднее утверждал, что я его посетил. Посетил Данию. И посетил Копенгаген. Формально да, но моё прежнее знакомство ограничивалось пространством международного аэропорта и пристальным взглядом сквозь покрывавшийся на высоте испариной иллюминатор авиалайнера. И вот на основании своего столь шапочного ознакомления с Данией, а также составив мнение по произведениям известной писательницы И.Хмелевской, так часто обращающейся к теме Копенгагена, я и оказался в плену иллюзий.
«Выйдя прочь из дома // на тропе ты будешь, // попадёшь ты прямо // в лапы злобных троллей» (Деяния Данов). Приехав вновь в датскую столицу, причем на сей раз со стороны Швеции, минуя в дороге международный аэропорт, я как бы логически завершил свой прежний маршрут. Но перевернувший мои впечатления о Дании. И конечно же, о столице Датского королевства. Двигались мы с приятелем со стороны Мальме, столицы Скании, южной оконечности Швеции. Сам городок Мальме скорее служит этаким придатком и спальным районом для Копенгагена. Хоть и расположены они по разные стороны пролива Каттегат. Неудивительно, что многие из его жителей работают в датской столице. Тому способствует тесная связь через новый мост Орезунд, протяженностью восемь километров. Он связал некогда враждебные государства в единый конгломерат и ныне электрички между Мальме и Копенгагеном ходят круглосуточно, в часы пик каждые 20 минут. Такая же картина наблюдается и на границе с Германией, где немцы предпочитают ежедневно перемещаться в Данию для работы. Дания привлекательна налоговым климатом, меньшей безработицей, большим использованием в бизнесе иностранных языков, особенно это касается английского. Согласно непатриотично-настроенным клевретам, опирающимся на упрямую вещь — статистику, в Дании уже издается книг на английском языке больше, чем на родном датском.
Считается, что Дания — европейская страна необитаемых островов — между Северным и Балтийским морями 328 из них хоть и имеют названия, но необитаемы. В последние годы усилившаяся тяга датчан к экологически-чистой энергетике сподвигли их к использованию этих частей суши для размещения там ветряных электростанций, о чем я еще упомяну ниже.
После тихого умиротворенного Мальме Копенгаген сразу очаровывает обилием туристов, запруженностью велосипедами (треть городского трафика — велосипедное движение), веселым и озорным характером, солнечной погодой и теплым климатом, множеством неожиданных развлечений. И располагает к беззаботному общению, каждый день в этом интересном городе мне встречались не менее интересные и готовые к общению люди — русская семья из Архангельска, проживающие ныне в Норвегии; молодежная футбольная команда из белорусского Борисова; продавцы марихуаны и героина в хиппи-районе Христиании, словно сошедшие с экрана уже набившего оскомину голливудского триллера; датчанка у входа в театр в ожидании своего бой-френда; православный священник местного русского прихода св.Александра Невского; тургруппа из Москвы; копенгагенка, несущая «вахту мира» у Парламента с призывами к прекращению войн и междуусобиц, «за мир во всем мире». И хотя в настоящее время Дания ни с кем не воюет, но и в мирное время не мешало бы призывать ее к миропорядку. Ведь достаточно прочесть саги «Деяния Данов» известного средневекового автора Саксона Грамматика, чтобы убедиться в воинственности Датской короны в совсем недавнем прошлом. Датская монархия — старейшая в Западной Европе, и до XIX века она управ¬ляла всей северной частью континента, будучи очень мощным королевством. Как всегда это держалось силой оружия.
Что же до столичных развлечений, то их хватает и взрослым, и детям — от крупнейшего в Европе и старейшего в мире парка Тиволи (считается, что когда Уолт Дисней посетил его, то решил сделать нечто подобное и в результате появился Дисней¬ленд) и парка детского конструктора Лего (это аббревиатура от двух датских слов «leg godt», что означает «играйте хорошо») до единственного места в Дании, где можно открыто приобрести легкие наркотики — Христиании. Впору Копенгаген, что с древне-датского переводится как «Гавань торговцев», величать «Гаванью наркоторговцев». Согласно статистике почти треть датчан регулярно употребляют коноплю. Видимо еще и поэтому в мае 2006 года в Дании произошли стычки полиции с молодёжью, протестовавшей против насильственного выселения властями жителей из домов в Христиании и строительства на месте старых домов нового коммерческого центра. Вольное поселение, организованное в начале 1970-х годов в районе старых казарм в центре Копенгагена всегда считалось «городом в городе». В течение последних 40 лет в Христиании выросло новое поколение людей, которые исправно платили все муниципальные налоги и вели вполне законопослушный образ жизни. Население в этой части города уже не те хиппи, которые никогда не признавали образование социума на основе определенного фиксированного места проживания и устоев общества, а их дети уже являются обычными гражданами своей страны. Вместе с тем, по уровню потребления наркотиков Датское королевство занимает первое место в Европе, а по использованию кокаина молодежью в личных нуждах делит этот показатель с Нидерландами. Посещение Христиании помогает задуматься над проблематикой данной темы или, наоборот, решить все проблемы. В зависимости от ваших предпочтений.
На другой день вновь неожиданные встречи — непосредственно в отеле, в котором я остановился, был рад помочь семье из Санкт-Петербурга, у которой в Стокгольме украли сумку с документами и деньгами. Они не владели европейскими языками, кроме русского, и я вызвался помочь им разъясниться со служащими. Позднее их документы нашлись, о чем в отель звонила местная полиция. К ночи гуляя по центру забрел в кафе «Ширак». Хозяин оказался армянином из Москвы. Но уже на третий день не смог попасть в пивоварню «Карлсберг» по журналистскому удостоверению, а платить за вход не хотелось. Замок Фредериксберг также посетить не удалось, потому что там находится офицерская школа и для посетителей он закрыт. По пути к старому еврейскому кладбищу оказался в «черном» квартале, где даже манекены в витринах — негры. Само еврейское кладбище также огорожено со всех сторон частными домами и в него можно попасть по предварительной договоренности с еврейской общиной города, о чем свидетельствует объявление.
Зато удались вечерние прогулки по улочкам Копенгагена, когда внезапно начинает накрапывать дождик и постепенно все сильнее и сильнее. А ты не взял зонт, потому что днем было черезчур тепло и даже жарко. И солнечно. Но, как правило, к вечеру небо начинает стягивать тучами и идет дождь. Одинокие прохожие под зонтиками. Тусклые подсвеченные окна первых этажей помогают ориентироваться и видеть выход из улицы на соседние, на перекрестки. Потому как иногда они заканчиваются тупиком и надо возвращаться. Но бродить, спотыкаться, возвращаться так приятно, так умиротворяюще. Что хочется блуждать до рассвета по этим лабиринтам датской столицы. И все попрятались по домам, по кафе, по ресторанам, откуда звучит блюз, джаз, рок. Видны жители первых этажей, как они сидя дома пьют, едят и смотрят ТВ. А я здесь брожу рядом с ними, как свой, как местный, но запоздавший к ужину. Многие сидят по квартирам в одиночку. «Количество одиноких в Дании неуклонно растет — сегодня почти каждый четвертый житель страны предпочитает жить в одиночестве» — утверждает Радио Свобода. Тем не менее, это копенгагенское одиночество меня вовсе не тяготило. Город составляет компанию любому, кто размышляет и живет в унисон с ним.
В пути следования от о.Лоланн на о.Фемарн, из Дании в Германию, я смотрел вдаль Балтийского моря на великое множество ветряных электростанций. Словно гомеровские циклопы или древне-скандинавские йотуны молча махали они своими руками и звали вернуться, не уходить на Итаку. Их было бессчетное число — десятки, сотни, может быть тысячи. Успокаивало, что все они стоят на своих маленьких необитаемых островках, боясь оступиться в прохладное глубокое море. Моя скандинавская Одиссея завершалась. Впервые я пересек сразу три северных страны насквозь по суше, и впервые их границы пересекал по воде. Это впечатляло. «Горы тоскливы // и сердце пустеет, // что может быть хуже? // Острые скалы и берег крутой // сердцу мешают, // что по морю бредит» (Деяния Данов).
Пройдя Аландские острова паром «Габриэлла» компании «Викинг лайн» вошел в шведские шхеры — скалистые острова, разделённые узкими проливами и заливами вблизи сложно расчленённых берегов морей и озёр в области древнего материкового оледенения. На скорости в 20 узлов красавец-корабль совершал свой очередной маршрут между двумя столицами скандинавских государств. На верхних палубах еще был слышен непрекращавшийся всю ночь праздник, который представители северных народов, будь то шведы или финны, так любят организовывать в пути между странами ввиду беспошлинных крепких напитков. Налоги на спиртное в их родных пенатах столь высоки, что некоторые напивались, как видно, впрок. Шумные компании, звон посуды, песни, пляски и неровные походки свидетельствовали об этом. Неудивительно, что при сходе с корабля шведская полиция устроила всем водителям обязательный тест на содержание алкоголя, чем привела нас в неописуемый восторг. В нашем автомобиле стояло утреннее амбре и лишь шофер был чист как стеклышко. Потому успешно пройдя тест, он призывно замахал руками в нашу сторону: «Им, им дайте дунуть. Зашкалит. Увидите.»
Но пока что, в ночные часы, в разгар скандинавского праздника, в одной из четырехместных кают на самой нижней из обитаемых палуб, мирно спали пятеро участников питерской сборной по водному поло. Пятому не хватило спального места и он разместился на полу у входа, благо апартаменты позволяли. К тому же, он был не спортсменом, а журналистом и считалось, что ему не требуется хорошенько выспаться перед международными играми. По меньшей мере, так полагали остальные попутчики, имевшие законное право на свои спальные места. Спать на полу было жестко, неуютно и прохладно, несмотря на ватный матрас и теплую одежду, предусмотрительно взятые из «Фиата» цвета подернутого тиной болотца. Автомобиль остался в чреве парома вместе с сотнями других средств передвижения. В морской тиши, а каюта располагалась чуть ниже ватерлинии, в эти предрассветные часы думалось легко и беззаботно. Самые главные трудности были позади — спешка на паром в связи с опозданием, попытка безбилетного проезда, поломка автомобиля перед судном и загон его на корабль с толкача, а также новые неизведанные доселе ощущения движения на морском лайнере.
Собственно проезд «зайцем» был спланирован уже непосредственно перед въездом на паром в связи с катастрофическим опазданием. Совершенно не было времени и сил, чтобы искать кассу, бежать за билетом, потом снова на паром. Мы и понятия не имели, что можно купить входной безкаютный тут же на посадке. Так как я был третьим на переднем сиденьи, а эта модель «Фиата» позволяла такие роскошества, то и по наущению попутчиков попытался притвориться невидимкой. Диалог контроллера и водителя напоминил пародию на иллюзиониста.
Контроллер в будке: — Сколько вас едет? Давайте паспорта и билеты.
Водитель: — Нас четверо. Вот паспорта и билет на четырехместную каюту.
— Отлично. Но вас же не четверо?
— Как не четверо, а сколько?
— Пятеро!
— Как пятеро?! Ну да, пятеро — четверо пассажиров и водитель.
— Давайте паспорт на пятого и 55 евро за билет.
О, чудо! Можно купить билет прямо у въезда! Но только мы отъехали от будки контроллера и встали в хвост очереди, как новое приключение. Наш автомобиль поохав и посвистев, вдруг заглох, чем уже порядком извел нас еще в дороге. Благо с нами был профессиональный автомеханик, которому при помощи обычной шариковой авторучки и волшебных пассов руками до сих пор удавалось оживлять нашего итальянского «коня». Здесь же и это не помогало. Заводиться он ни в какую не хотел и нам пришлось с толкача загонять «Фиат» в чрево «Габриэллы». «А что такого?» — высказал я свои мысли вслух. «Может мы его везем в Швецию, чтобы сдать на свалку». Под уничтожающим взглядом владельца машины я вспомнил его любимую присказку, что мысли имеют свойство материализовываться и притих от греха подальше.
Паром «Габриэлла» был старше нашего автомобиля лет на десять, но тем не менее функционировал исправно. Он был спущен на воду в начале девяностых годов прошлого века и с тех пор наряду с другими паромами «Викинг лайн», также носящими благозвучные женские имена, совершал регулярные рейсы по маршруту Хельсинки-Мариехамн-Стокгольм. При своей длине почти в 200 метров она, а все морские суда в Скандинавии женского рода, имеет 10 палуб и может перемещать до 2400 человек. Бродя по многочисленным кафе, ресторанам, магазинам как-то не замечается та огромная человеческая масса, которая на одну ночь населяет паром. Хотя размеры морского гиганта поражают, особенно глядя снизу вверх при посадке, равно как и сверху вниз. Оказавшись впервые в жизни на морском лайнере я почти все светлое время суток проводил на верхней палубе под открытым небом, с удовольствием обозревая проходящие мимо берега, острова, островки, парусники, катера и паромы. Некоторые острова были на вид вовсе безлюдные и необитаемые. Частью с маяком, частью всего с одним домиком и лодкой. Пытаясь представить каково жить в таком уединении я мысленно перенес себя на берег, устроившись на камнях у воды, обдуваемый летним, но суровым прохладным ветром. «Нет, не вполне уютно», — поежившись от холода решил я, и оказался внутри деревянного сруба, стоящего поблизости от берега, и выкрашенного в томные цвета — серый, кремовый и бледно-пурпурный. Обязательно в таком домике должен быть камин, решил я и расположился, опять же мысленно, у него. Греясь от пронизывавшего меня до этого ветра и глядя в окошко на проходящие мимо паромы, я задумался каково это видеть их ежедневно перед собой? С одной стороны, оторванность от суеты и толчеи, а с другой, вот она цвилизация ежедневно проходит мимо, за окнами. Быть может, живущие в этих домиках шведы и не страдают от одиночества, а может, напротив, мечтают оторваться от своей рутины, от заброшенности и оказаться на шумной «Габриэлле»?
Утром при подходе к шведской столице сначала открылись дорогие спальные районы с виллами и дворцами, затем слева показалось Королевское поместье, а далее открылся центр старого Стокгольма, с мелкими суденышками, снующими по его гавани, с дымом из немногочисленных труб, с мостами. За шведской столицей наш путь лежал на юго-запад страны, в город Бурос. Тихий уютный застрявший между Гетеборгом и Стокгольмом. Географически ближе к Гетеборгу, час езды на машине от него. От Стокгольма же мы ехали часов пять. Около 100 тысяч живого населения плюс один деревянный житель — в 3 человеческих роста. Пиноккио, уверенно вышагивающий по направлению к городу. Скульптура современного мастера в дар родному Буросу. И таких даров немало по Швеции. Как и мест с удивительными названиями, которые в вольном переводе могут звучать весьма любопытно. Скажем, как еще перевести Тролльхаттен, как не Жилище (хата) Троллей? Прилично зная английский, немецкий и русский, в Швеции можно идти на любые, самые смелые, языковые эксперименты. Уверяю вас, будете недалеки от истины. Например, сами попробуйте перевести название второго по величине шведского города «Гетеборг»? Не иначе как «Крепость Готов». Тех готов, что обитали в Готланде (Стране готов), на реке, проходящей через город, Готской реке. Все просто.
«Торговые окна» в Европу, как задумывался изначально, еще в XVII веке, Гетеборг, явно не закрывались с тех давних времен», — подумал я, впервые оказавшись здесь — город продувался всеми морскими сквозняками. С архитектурной точки зрения город Готов многое позаимствовал из Голландии. Отсюда геометрически выверенные пропорции улиц, проспектов и площадей. В старину он был разделён многочисленными каналами, большинство которых позднее было засыпано. Сохранился только Большой портовый канал, остатки крепостных рвов и 20 мостов вокруг Старого города и Королевского парка, разбитого на месте крепостных валов. В Гетеборг мне удалось съездить дважды из Буроса, отстоящего несколько в стороне от основных магистралей, но зато в изобилии предлагавшего тишину, умиротворение и изумительный воздух. Даже дожди, заливавшие Бурос, были эксклюзивно представлены только там. В Гетеборге их не было. Двигаясь на автобусе между двумя городами, с удовольствием взираешь на девственные пейзажи, озера, леса, милые городки и поселки. Казалось, шведы договорились с природой, чтобы она их пустила к себе жить, так необычно выглядели жилые вкрапления среди дикой местности. Позже мне посчастливилось убедиться, что согласно древней легенде, это действительно так. Только договариваться скандинавам приходилось не с лесами, реками, озерами и холмами, а с троллями, которые в изобилии обитают в этих краях.
Известно, что в реальной жизни шведские тролли очень отличаются от привычно-миролюбивых героев сочинений Туве Янсон. Во-первых, их рост составляет обычно 5-8 м, а иногда и выше. А во-вторых, они, как правило, приносят людям вред. Как гласит легенда, тролли любят похищать у людей новорождённых детей и подменять их своими младенцами. Чтобы умилостивить лесных героев шведы строят им игрушечные «тролльи домики», весьма похожие на настоящие человеческие, и всячески задабривают иными способами.
В культурном отношении Швеция примечательна своими необычными музыкальными экспериментами. Не обошло это стороной и Гетеборг, который вывел в свет такую известную поп-группу, как Ace Of Base. И даже упоминавшийся ранее провинциальный Бурос также приобрел популярность благодаря другой певице Елене Папаризу, завоевавшей первое место на «Евровидении» в Киеве в 2005 году и доказавшей, что и греки вполне могут стать настоящими варягами. Особенно, по характеру. Ведь всего за семь лет до этого она решила прекратить пение, когда пережила глубочайший эмоциональный стресс — в Гетеборге на молодежной дискотеке по случаю Хеллоуна произошел сильнейший пожар и среди его 63 жертв оказалось 13 ее близких друзей.
Возвращаясь к истории города-побратима Санкт-Петербурга, можно отметить, что Гетеборг, как впрочем и вся южная часть полуострова Сканен, не всегда были шведскими. Но почти всегда были датскими. Швеция отвоевала их лишь в середине XIII в. Город был заложен в начале XVII века и стал активно разрастаться за счет приезда иностранцев — в основном, голландцев и немцев. Но Датская корона не успокаивалась и в 1611 году город был ими разрушен почти до основания. Тогда он был перенесен и отстроен заново. Его успеху способствовали торговые привелегии и беспошлинная торговля. Хотя Гетеборг и не являлся городом известного Ганзейского союза. В годы активной международной торговли здесь появилась известная Ост-Индская компания, торговавшая со странами Востока. Самым известным ее кораблем стал «Гётеборг», за два года плавания прошедший через все мировые океаны. К сожалению, триумфальное возвращение путешественников закончилось грандиозным конфузом: на глазах у изумленной публики, ожидавшей корабль на берегу, едва войдя в родную гавань, он сел на мель и мгновенно затонул вместе с находившимся на его борту грузом. Товары пытались извлечь из морских глубин многие — по приблизительным подсчетам ценность груза составляла размер национального бюджета Швеции того времени. Подобные попытки не увенчались успехом, и о погибшем корабле забыли почти на два с половиной века, пока некий водолаз случайно не обнаружил затонувший остов «Гетеборга». Точная его копия ныне находится в порту города и открыта туристам.
Древняя русская летопись гласит: «…Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, — вот так и эти прозывались» (Повесть временных лет). Выходит, что не только географически, но и этнически мы были близки со шведами на протяжении многих веков. И князья наши с Рюриковичей, как Игорь и Ольга, были варягами, призванными в IX веке на Русь, чтобы править ею и помочь прекращению междуусобицы. Стало быть, известная фраза «Из варяг в греки» означает не один лишь торговый путь через Русь, но и духовное движение руссов от язычества к христианству.