«Ну, почему, почему, почему, разрази меня сто двенадцать громов?!» — Флориан начинал пьянеть, и, как обычно, ничем хорошим его страстно-эмоциональный монолог завершиться не обещал. Завсегдатаи «Чумазого Гусенка»один за другим осторожно освобождали любимые столики и неторопливым темно-однородным потоком катились к выходу, кляня в душе так однозначно загубленный вечер… Янтари всех сортов и достоинств медовым ручейком лились в недра атласного черного цилиндра, бессменного и наивернейшего из банков Падомы — трактирщик не жаловал красноту и зелень, предпочитая всем новшествам строгую неподвижность комариных саркофагов и радующую глаз теплую асимметричность древесных слез. Понятно, что никому из коренных иватлийцев и в голову бы не пришло расплатиться в «Гусенке» чем-нибудь авангардным… Дзинтарсы-однодневки охотно разбирались на сувениры приезжими туристами, а в самом Королевстве их мало кто жаловал даже для обычного поднятия настроения — горючесть, как правило, подводила…
А ведь еще полчаса назад… Ээх, угораздило же трактирщика предложить Флориану мятную веточку… Недавно на Падоме, не разобрался в ситуации… Прощай теперь и уют единственного на весь город настоящего камина, и неторопливое молчание за чашкой лилового шоколада, и Королевский турнир в прямом телепетании с территорий сопредельных Бамберов… До дома бы добраться в совокупности составляющих… Если повезет…
«Я же ни словечка от нее не скрыл!» — Флориан сражался уже с седьмым стаканом, и, будь на месте старинного «Джульие» всего лишь сотня-другая отчаянных головорезов с мушкетами, непременно и легко одержал бы блестящую победу — но, увы, в данном случае перевес нечестно, хотя и действенно, клонился на сторону древнего молекулярно-примитивного продукта возгонки плодов дерева Абеле…
Трактирщик невнятно хмыкнул, не отрываясь от основного своего занятия — остервенелой протирки пивного хрусталя, каковому, судя по уровню трактирщицкой активности, давно уже полагалось дзинькнуть и разлететься на неравномерные осколочки. Ничего подобного, впрочем, сосудам для самообмана в «Гусенке» не грозило — иватлийцы творили их пусть и из незатейливых подручных материалов, но с немеренным запасом прочности. Сопредельные Бамберы в свое время немало поудивлялись столь явному, по их мнению, несоответствию формы и содержания, а уж про отдаленных Об’единенцев и говорить не приходилось — те декларировали культуру эстетики и наотрез отказывались пить что бы то ни было из иватлийской посуды. Отдаленных снобов иватлийцы поэтому жалели — добровольное лишение себя ароматного напитка по причине недостаточной тонкости питьевого стекла само по себе было серьезным наказанием за носозадирание, да и вообще нрав иватлийский был скорее мягок… Конфликты на Падоме не залеживались — если не считать Флориана и его мятных странностей…
«Я ей — все по-честному, а она — мифология… Биолог недоученный… Ну, при чем тут мифология?» — в подобные моменты Флориану не были нужны собеседники. Собственное отражение в глубинах девятого бокала хотя и не отличалось молчаливостью, но зато спокойно переносило любую галиматью, мутным потоком заполнявшую в таких случаях все углы «Гусенка».
«Слезы ей, видишь ли, не по нраву… Принцееесса… Девчонка дерзкая… Про них сам Плиний… Старший, старший, будьте благонадежны… Не говоря уже о более поздних и менее запомнившихся… Да и в средние века… А эта… Спектральный анализ ей подавай… Чудо в тигеле раскладывать… Спорим — в Санту Клауса еще в досоциальном возрасте верить разучилась? И за стереовизор никогда не заглядывала… И окошко на ночь открытым не оставляла… Ни для Карлсона, ни для Питер Пеныча… А под подушку ничего толще Таблицы Менделеева не упихивала… Интегрррал сушеный… Вундеркинд-акселерат… Мелковыколосившийся… Как будто органика ей ответит… А раны заживлять — этт вам не белок анализировать… Понимать же надо… Обиделась, тоже мне… Я, что ли, виноват, что не все на молекулы раскладывается? Бокал бы мне пополнить, Ваше Пьянейшество…»
Трактирщик раскрыл было рот, чтобы заверить единственного оставшегося в «Гусенке» посетителя в незаконности навешивания столь роскошных титулов на любителей, но вместо этого как-то несолидно вспискнул, быстро и точно наполнил Флорианов бокал до краев и беззвучно испарился во чреве своего обожаемого заведения…
«Как и договаривались, дружочек — до десятого “Джульие”… У всех свои методы… Вы и правда решили, что Ваш, извините, взбрык вчера на поле приведет к каким-то необратимым последствиям? Сколько раз повторять — не в сказку Вы попали, а просто даже совершенно круто вляпались в жизнь… После всех сказочек… И извольте вести себя соответственно… Вы ж теперь на работе… В госсекторе Падомы… Гордость всей Иватлии… Стыдно должно быть — мятные запои на пустом месте… Всех приятелей распугали… Мифология мифологией, а манеры манерами…»
В темном теперь трактире (свечей в «Гусенке» никогда не водилось — традиции здесь были сильнее практичности) видны были лишь два силуэта — большой и несчастный за столиком, маленький, точеный и непреклонно-ласковый — в полушаге от большого, слишком близко для безопасности, слишком далеко для нежности…
«Уеду я. В Игуанию… Там хоть приставать не будут.» — Флориан понятия не имел, где такая Игуания, но сейчас ему было более чем все равно.
«Куда-куда?» — в непреклонной стали долга и розоватой дымке ласковости послышались новые краски — мелкие, яркие пятнышки плохо сдерживаемого детского смеха. Флориан насторожился. «Джульие», как обычно, обострил давнюю застарелую синестезию… Но пьянство пьянством, а издеваться над первоисточниками…
«В Игуанию. Страна такая. У вас же, на Падоме. Там разумные ящеры. И фруктов полный сад. Особенно вишен. И особенно персиков. И особ…»
Договорить Флориану не удалось — Принцесса Лана, утирая слезы-смешинки, одним щелчком пальцев утвердила на столе перед самым рогом своего все еще пасмурного, насупленного и полуприрученного, но такого белого, такого родного зверя огромную миску самых свежих фруктов и ягод… Ну, что же поделаешь, если физиология единорогов пока так плохо изучена… Всего-то яблочный сидр с веточкой мяты, а эмоций — на всю Падому… Хотя… нет худа без добра — трактирщик уже успел собрать наплаканное за вечер. Прав Плиний Старший, прав бесповоротно — эта влага заживляет абсолютно любые раны… Как не верить в очевидное… А все попытки «чудес в тигеле» — ну, как ему об’яснить, упрямцу… Ведь настолько проще воссоздать состав, чем каждый раз заставлять Флориана плакать… Гораздо проще… Правда… А вот научить его читать по-латышски без ошибок — этт увольте… Фэнтези-с…