Поэтические чтения


Владимир Аристов

Australis
(смотрящей сквозь море)

        Та полотняная вода

                        (взгляд не отводя от южных всех морей и океанов)

                      возникла вдруг опять
                           вспомнила ты как полоскала

                           там где на воды скатерти не стелили

                                   здешний фестиваль развеян
                                           роздана поверхность празднеств и убранств
                                                    и темноту волос убрав с лица
                         ты словно снова взглянешь в отраженье священных северных рек
                                                      под сумрачным обрывом
                                                где прежде полотно ты полоскала

     и нынешние флаги трепетные что тебе теперь видны
                                с полосками морскими колыханий
                                       в них скрыты рыбы лед на глубине
                                              ракушки, крабы и кораллы

                            но та полотняная вода
                                ласкала твои руки
                                  так к ней прикасалась ты
                                      как будто ты ее стирала

                                 светлела давняя вода

                           морщины исчезали

                   и видишь что меж пальцев
                  выступили в воде истинные созвездия иные
             Павлин и Феникс и ближний к нам Центавр

                   вышиты морские знаки

            и тебе склоненной
               в отраженьи виден Южный Крест


Маргарита Каганова

Лети, лети на другой континент

Лети, лети на другой континент —
Красной горе передай поклон,
стой, обернись, завертись крылом,
не возвращайся, нет.
Там, где следы удлинённых лап
древней, чем звон кандалов;
там, где каждый портовый паб
был полон морских волков;
где странного зверя ехиден смех
и рыбы с других планет —
самое время вспомнить о тех,
кто жил здесь сто тысяч лет.

Красная пыль оседает вдали,
птица хохочет в кустах.
Плюшевый мишка ест эвкалипт,
рифы внушают страх.
Всего только шаг от сумы до тюрьмы
И от тюрьмы — до сумы.
Об этой земле и не знали мы
от носа и до кормы.
Смотри: превращаюсь и бью хвостом,
цепями веков звеня,
давай, возвращайся, крутись хлыстом,
в прыжке догони меня!


Владимир Губайловский

Жестокое Солнце

Московский январь.
На тротуарах черная наледь.
На дорогах соленые лужи.
Собака, бежит по асфальту,
скулит, поджимает лапы, ковыляет на снег.
Власти борются с гололедом.

Мельбурн. Женский финал
Australian Open — 2002.
Дженнифер Каприати — Мартина Хингис.
Температура — 40.
Корт припекает ступни
сквозь подошвы кроссовок.
Выпитая вода выкипает мгновенно,
оставляя на коже, соленые разводы.

Я смотрю в окно.
Сквозь облачные разрывы
проявляется бледное солнце
московской зимы.

Я смотрю на экран.
Хингис отходит в тень от трибуны
дышит секунду, две, три.
Больше нельзя.
Каприати стоит на солнце.
Теннис здесь не при чем.
Стадион, как линза,
фокусирует жесткое излучение.
В раскаленном воздухе
плавают две женские фигурки.
Движенья замедлены.
Каприати сильнее физически.
Она вымучивает победу.
Теннисистки уходят с корта.
Хингис сидит в кресле
Она ничего не видит.
Ей кажется, что теннисный мяч
похож на снежок, брошенный девчонкой
где-нибудь в Альпах или в Татрах.
Через полгода
она красивая, двадцатидвухлетняя.
уйдет из тенниса…

Я прижимаю лоб к холодному стеклу.
по щеке бежит соленая дорожка.
Над Москвой и над Мельбурном —
одно и тоже жестокое Солнце.


Татьяна Данильянц

Déjà vu

Невозможное:
В Аделаиде идет снег
И, здесь, в буковом лесу…

Аделаиде — снег!
Аделаиде — свет!
Играет звездой поднебесной рассвет!
И падает в самую гущу лесов
Блестящий и легкий небесный покров!

Аделаида — звезда из всех звезд,
вслушайся в полуночный бука рост…

К плечам устало ластится бук.
У ног кружит и падает жук.
Прозрачный холод — неистовый путь!
Снег-Аделаида — кукабара грудь.

Мне бы дойти, добежать через снег…
Но мне бы дойти, добежать через снег…


Борис Херсонский

Наблюдаю нестроение в своем городе
и восхищаюсь порядками в Южном Царстве

Рост людей в Южной Стране
соответствует их положению.
Крестьянин едва достает
колен Императора,
и это позволено лишь потому,
что целование огромного
деформированного колена
является третьей обязанностью.

Первые две — размножение
и обработка земли.

Императрица на две головы
ниже новорожденного Наследника,
ибо женщины не имеют значения.

Продвигаясь по службе
чиновники прибавляют в росте
и весе, в соответствии с правилами.

Уволенный ссыхается
и становится незаметным.

Год назад отец побывал на Юге.
Он выкупил из плена
нашего старшего брата.

Брат был не больше хорька,
толстый и узкоглазый,
обросший короткой шерсткой.

За год он немного вырос.
Шерсть выпадает. Сестры
вычесывают ее каждое утро.
Его глаза становятся шире.
Он многое понимает
и хорошо выговаривает
некоторые слова.

Всё будет в порядке.
По крайней мере,
ему уже ищут невесту.


Игорь Жуков

ЭМУ-папа

ЭМУ-папа за маму-ЭМУ
Всегда готов
Высиживать ЭМУ-
Птенцов.
Он говорит:
— Дорогая супруга-мать,
Если я не могу летать,
То должно быть хоть какое-то птичье
Во мне отличие
От других?
Я сам инкубатор детей моих!


Общество беззащитных поэтов
(фрагмент)

для древних греков звездное небо —
буквальная Австралия
они ссылают туда всех кто достоин каторги
вместе с живностью и скарбом

любовь всегда рядом со звездами
мне всегда было страшно в планетарии


Дина Гатина

На крышах

На крышах рыжих
Синий сел
Облак сын.
Из рогатки стрелял.
Воробью попал на пятки,

на запятки,
Запятая, жил,
Заплетая
косы языка,

Ах, река, река,
      Теки меня с собою.
Ах, река, река,
      Теки меня с собою…


Алексей Остудин

australia.au

Кто объяснит, когда в сети — в астрале я?
Когда за точкой следует «au»:
В лесу имён брожу: «ау, Австралия!»
Но плачет Украина почему?

Вниз головой валета с дамой путаю:
гора Костюшко — будущий Ковчег…
Мой соплеменник выглядит там круто и
наоборот выписывает чек…

Закат замазал солнце непечатное,
пора вступать в дурацкую игру:
кому навстречу выскочу из чата я
в боксёрской стойке, будто кенгу.ru?


Данила Давыдов

* * *

Несуществующих территорий
Иконические значки
Мне страшно святой Егорий
Тот отвечает: помолчи

Есть место за пределом мира
Куда уходят корабли
Там то ли сухо то ли сыро
И рифма конечно тут «земли»

Там то ли непонятные создания
Подтачивают основы биологического знания
Там люди в общем-то такие ж
Но ты об этом не узнаешь

Гипнотизирует сама
Идея что где лето там зима
А где зима там следовательно лето
Иди доказывай кума
Мол это прочитала где-то
Да нет, старуха, ты сошла с ума

Там каторжник как эльф-изгнанник
Жевал свой деревянный пряник
И в гавани заходили корабли
И рифма снова здесь «земли»

Когда рассматриваю карты
Святой Егорий, где ты, где ты,
Она выкладывает карты
Вскрывает тайный лик планеты

Что если там нет ничего
А что как здесь?
Я отвлечен, я отлучен
Растерян весь.


Юлия Скородумова

Народная Австралийская песня
(жестокий романс)

Есть в Австралии маленький дом,
он стоит на обрыве крутом.
В этом доме семнадцатый год
молодая ехидна живет.

Та ехидна всю жизнь напролет
словно кактус гавайский цветет.
В эти иглы распущенных косм
раз влюбился сосед-утконос.

Только в доме всю ночь напролет
веселится, ликует народ.
Рыжий динго танцует фокстрот.
Кукабарра по клавишам бьет.

Вдруг раздался таинственный стук,
и слуга вопрошает барсук:
— Кто стучится, скажи, в дверь ко мне
с толстой сумкой на длинном ремне?

Распахнулася дверь на ветру,
и вошел молодой кенгуру.
— О ехидна,— кричит из дверей —
стань единственной музой моей.

Будем жить мы в тенистом саду,
есть зернистую будем икру.
В эту сумку, безумно любя,
жемчуга я собрал для тебя.

Но коварен сосед-утконос,
он целует хозяйку взасос.
Колокольцем звеня под дугой,
кенгуру ему двинул ногой.

Утконос щелкать клювом не стал,
он иглу из ехидны достал,
и оружье любимой своей
он вонзил в кенгуру поскорей.

Ликовала-шумела толпа,
и рыдал кенгуру молодой.
И спокойно стояла она,
шаловливо играя иглой.

Кенгуру весь от боли присел,
и врага своего рассмотрел.
В нем он брата родного узнал,
он так долго его не видал.

Кенгуру ты мое кенгуру!
Вдруг ехидна схватила иглу
и проткнула, как витязь змею,
утконосову грудь и свою.

Ликовала-шумела толпа,
и рыдал кенгуру молодой.
И спокойно лежала она
под своей смертоносной иглой.

Есть в Австралии маленький дом.
Только призраки бродят по ем.
Да еще, говорят, по утру
там рыдает хромой кенгуру.


Игорь Панин

LoveInternet

В окне — рассветно. На мониторе —
5:30, точно!
По долгу страсти наполнил море
слюной проточной.

Зрачки все шире, сосуды уже,
бьет сердце — слышь, как?!.
Поводырем мне исправно служит
слепая мышка.

Брожу по тайным, запретным тропам,
верчусь на месте;
метнулся в Сидней — через Европу —
пароль известен.

Теперь осталось лишь прицениться —
считай по ленте.
Журавль нужен или синица —
в ассортименте.

Но если буду, как и намедни,
неосторожен, —
отнимет разум и сон последний
мулатка в коже.

Рычит пантерой, снимая цацки, —
она такая;
высвобождаю задор пацанский,
ей потакая.

И поминутно взимают плату
рвачи-канальи.
Такого срама тире разврата
отцы не знали.

И ноют плечи, и сводит икры
тоской-печалью.
Пора б закончить все эти игры,
и я кончаю.


Аркадий Штыпель

* * *

и вот уже америка открыта
и вот уже австралия открыта
и вот уже земля шарообразна
и вот уже вселенная конечна
и может быть летит заре навстречу
а может статься сходится на конус
где на одном краю дощатый кампус
а на другом усохшая пустыня

усни усни усваивать язык
извести белой
красной охры
да!
мокрой извести и мокрой охры
с махрами
репьев и птичьих перьев

на что уж непереводимы
слюна и кровь
и множество веществ
безвидных и бесплотных духов
ветробоязненных и непереводимых
живущих меж камней безводных
поближе к небу

долгий взбег и вымах
двоих факелоносцев
дневного и ночного
добрый путь
еде людей
безвредным тварям
насельникам едомого эдема

батяня-вомбат,
кенгуру
кускус
и ящерки
и белые личинки
герои вечного круговращенья

южный крест по ночам южный крест
паруса наугольник и компас
сновидений летучий анапест
сновидений студенческий кампус
ветвящийся времени конус

где на рассвете красная скала
насмехается над доктором фрейдом

фррр
взлетает красноперая птица
фррр

непереводимый
феномен человеческой речи
возникает в процессе
богообщенья
и никак не иначе

ну ладно
пусть это всего лишь тотем
зверюшка родич
батяня вомбат

эти дни минут
минуты канут
вот и лунный челн уже опрокинут


Евгений Лесин

Куда же без сумасшедшинки

В Москве по бульварам ходят медведи,
А в Мельбурне скачут пьяные кенгуру.
Говорят, что мы антиподы, а не соседи.
Думаю, нам бессовестно врут.
Какие же мы антиподы, если гора Костюшко
Украшает собою сказочный материк?
В Россию из Африки приехал разве что Пушкин.
Уж очень ему хотелось встретиться с Лилей Брик.
Говорят, что Россия — сплошь пустыня сухая.
А в Австралии даже летом снега невпроворот.
«3-й» трамвай над рекою Москвой громыхает.
Возле высотки выпей со мной, антипод.


Всеволод Емелин

Дума об Австралии в контексте глобального потепления

Ах, оставьте мои гениталии
Я сегодня к любви не готов
Я взволнован судьбою Австралии
В свете быстрого таяния льдов.

Я встревожен немыми угрозами
Что сгущаются в небе пустом
Над ехиднами и утконосами
И над знаменем с Южным Крестом

Мы и так уже столько просрали
А теперь еще эта проблема
Со дня на день затопит Австралию
С кенгуру и со страусом Эму.

Дни прощания видно настали
Допиваю паленую водку
Никогда, там в далекой Австралии
Не обнимет меня антиподка.

Зря завидовал в Электростали
Как завидует пешка ферзю
Я тому, что в далекой Австралии
Проживает боксер Костя Дзю.

Ледники Антарктиды подтаяли
Повышается уровень вод
Не забудет несчастной Австралии
Всеотзывчивый русский народ.

Ах, Австралия бывшая каторга
Так сумевшая нынче процвесть
И пускай она ниже Экватора
До нее все же дело нам есть!


Андрей Родионов

* * *

Не очень давно, несколько лет назад,
на вокзале Ярославском поставили турникеты,
просто так выйти уже было нельзя
из поезда, с перрона, только с билетом
один из моих друзей-перловчан
подъезжая к Москве предупредил заранее:
ну, Австралия начнется сейчас!
и, действительно, началась австралия
через мешавшие проходу железные рогатки
все
как веселую воспринимая игру
прыгали как кенгуру сограждане
кенгуру в пальто, в сапогах кенгуру
пронеслось через турникет кенгуриное
содержимое электрички из Фрязино,
лишь старуха (в ней было что-то куриное)
на турникете чего-то кудахтала
ударилась своим лбом об выступ потолка,
на лицо выбился клок волос седых справа,
слева струйка крови текла со лба,
словно еще один клок кровавый
вот так неожиданно и пришла,
хотя всех и предупреждали заранее
эта за гранью добра и зла
недостижимая австралия
австралия, сконструированная русскими барыгами
обрела небесные, недоступные чертоги,
чтобы ее коснуться, подпрыгивали,
а теплая кровь текла под ноги.


Мария Галина

Кракен. Из Теннисона

Вот кракен прячется в бездне вод,
он светится бледным светом — и ждет,
когда океан вскипит
(а кто наверх его призовет,
Тот выше царей сидит)

Тогда он, страшный, всплывет со дна
и будет плясать в багряных волнах,
при свете багряных звезд
(торпедоносцы уходят на
норд-норд-вест)

Он есть последний в своем роду,
он ест беспомощную еду
и руки его белы
(и он увидит Полынь-Звезду
средь пламени и золы)

Он будет дрыхнуть в своем гробу
Покуда не изотрут резьбу
машины небесных сфер…
(вот, поднимает к губам трубу
гипсовый пионер)


Андрей Тавров

В час, когда опустеют дома

В час, когда опустеют дома
и улицы будут похожи на лунную фольгу,
а люди устанут жить, собирать цветы,

ходить на работу и в джаз-клубы,

и Большого Адама
(позвольте мне так назвать, господа, усталое человечество)
охватит паралич, словно горящий спирт, —
тогда-то люди начнут вглядываться

в поисках спасения в предметы,

которые сделали сами,
в поисках зверей, которых сами убили.
А у Большого Адама остановится сердце —
вот в этот-то день и час посмотрят люди на океан, на карту
и увидят пять увеличенных лодок в австралийском прибое —
и с этого начнется отпечаток тигриной лапы,
а потом и сам тигр.
И посмотрят на карту снова
и увидят, что континент протаял
как беспалая ладонь Бога — тычок в лунный холод и скуку,
и с этого начнется невидимая рука Бога,
а потом и сам Бог.
И увидят, как задрожит континент меж Нотом и Австром,
меж Мурреем и Дарлингом — двумя голубыми артериями,
и стукнет австралийское перевернутое сердце —
донорский орган для остального мира,

для Большого Адама.

И тигр вложит сердце с Гвинеей — ему меж ребер.
И с этого он начнется снова. Оживет.
Вместе с тигром и птицей.

И тем, чего еще не было, но теперь будет.

Кто ж мог знать про сердце, про запасное сердце мира?
Кто ж мог знать про тигра, когти и лодку?
Кто ж мог знать про протаявшую ладонь, про Бога?
Кроме острова — я-тебя-не-понимаю,
кроме острова кен-гу-ру.
Кто ж еще мог об этом знать?


Вадим Месяц

Не для меня
(казачья песня)

Не для меня, Австралия,
ты создана под небесами!
Ларец с земными чудесами
раскрой, ах нет, не для меня.
Не для меня шумят леса,
сверкая яркими плодами,
и звери тучными стадами
спешат к ручью не для меня.
Не для меня пылает грудь
туземной австралийской девы.
Ее влюбленные напевы
звучат во тьме не для меня.
Не для меня горит звезда
высоких австралийских башен,
мне с ней загробный мир не страшен.
Гори, звезда, не для меня!
Не для меня построит дом
на вольных землях каторжанин,
мой брат, брадатый мой южанин,
ты Южным осенен крестом!
Не для меня скрипит весло,
врезаясь в бездны окияна,
страна блаженства и обмана,
сверкай всей нечисти назло!
А для меня — надменный трон   (кандальный звон)
и милосердный взгляд иконы.
Свободный рай, прими поклоны!
Австралии я бью поклон.


Татьяна Бонч-Осмоловская

Отдельные страницы из тетради путешествующего на юг

* * *
Страна Ая расположена к югу от всех других земель. Попасть в нее можно по воздуху, а можно по морю. Если добраться до центра земли, а потом выбраться наружу, то окажешься посередине страны Ая.

* * *
Живут там люди, не знающие закона, и поступающие наоборот. Когда у всех людей ночь, в стране Ая наступает день. Когда у людей лето, там зима. Лето там длится девять месяцев. В это время бывает так жарко, что металлы размягчаются и стекают в землю. Рыба там сгорает на дне рек, и рыбаки достают ее из воды уже вареной.

* * *
Зимой там идет дождь, который смывает с земли города и затопляет прибрежные острова. Жители островов строят дома на столбах. Они носят высокие сапоги и шапку, которая помогает видеть через воду.

* * *
В воде там живут большие ящерицы, размером с человека и больше. Они едят все, что подошло к воде. По вкусу эти ящерицы напоминают курицу. Те ящерицы, которые живут на суше, по размеру меньше, неопасны и невкусны.

* * *
Обитатели городов носят плоскую обувь, которая хлопает при ходьбе, и платья выше колен. Обитатели деревень носят кожаные сапоги, шорты и шляпы, которые отпугивают злых духов.

* * *
В лесах там растет дерево эу. Ствол его серый, листья зеленые, а сок красный. На нем живут животные, похожие на медведей, но маленькие. Они носят своих детей на спине, а питаются листьями дерева эу. Эти животные спят и днем, и ночью. Увидеть, как они падают с дерева — к несчастью.

* * *
В пустыне там живут люди, довольно похожие на людей, но способные обходиться без воды. Они считают важным то, что происходит во сне, а днем бродят по пустыне и делают вино из смолы дерева эу. Сны они смотрят все вместе, и дети у них общие, но жены раздельные.

* * *
На востоке страны Ая находятся горы, покрытые деревьями, по возрасту равными горе, но меньшими высотой. Из их стволов растут грибы, которые светятся в темноте. Если их съесть, будешь видеть недоступное взгляду.

* * *
Также там растут деревья, плоды которых похожи на ежей, но без ног. Птицы их не едят.

* * *
В реке там живет зверь пла, похожий на крысу, но с утиным носом и хвостом как у бобра. Он плавает, бегает и роет норы, но летать не может. Если его побеспокоить, он не может прийти в себя несколько недель.

* * *
У воды там живут птицы, похожие на лебедей, но размером меньшие. Перья у них черные, а клюв красны. Птенцы у них рождаются в сером пуху и с черными клювами. Красивее их нет никого на земле.

«Отдельные страницы» впервые опубликованы в Выставочном зале альманаха «Черновик»